Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца] - Андре Бьёрке

Заскрипела лестница в прихожей, дверь распахнулась и в кухню вошел Арне. Меня сразу же поразило его застывшее лицо. Оно напоминало гипсовую маску. Кожа была серая, как после бессонной ночи.

— Господи, что с тобой? — воскликнул я. — Можно подумать, ты всю ночь пьянствовал. Неужто старый капитан явился к тебе с бутылкой? Тебя преследовали ночью кошмары а-ля Эдгар По? Рассказывай скорей!

Арне покачал головой.

— Рассказывать нечего. Просто у меня была бессонница, вот и все. А теперь я голоден как волк. Давайте скорей завтракать.

За столом царило гнетущее молчание. Арне был похож на индийского Будду, движения у него были механические, глаза — пустые. Мы украдкой поглядывали на него. Рука у него дрожала: когда он хотел срезать верхушку яйца, нож звякнул о рюмку. Мне он напомнил неопытного оратора, которому предстоит произнести тост.

— Словом, ночь была как ночь, ничего особенного? — начал Танкред. — Тебе даже нечем порадовать журналистов из «Дагбладет»? Ну, а видения, шорохи, хотя бы звон цепей?

— Увы, ничего сенсационного. Ночь прошла спокойно. Даже чересчур. В комнате было тихо, как в склепе, эта тишина камнем давила на грудь, я чувствовал себя глухонемым. Собственно, из-за этой тишины я и не мог спать. Очень душно, наверняка днем будет дождь.

Голод Арне оказался сильно преувеличенным, он съел всего два бутерброда и выпил чашку кофе, потом встал и вытер рот салфеткой.

— Прошу меня извинить, — сказал он. — Мне опять надо съездить в Лиллесанн. У меня заказан разговор с Кристиансанном, а кроме того, я должен встретиться с архитектором и подрядчиком, которые будут заниматься перестройкой дома. Я понимаю, что я плохой хозяин, но попытайтесь пока занять себя сами. До вечера!

Эбба и Моника пошли после завтрака прогуляться, а мы с Танкредом расположились на солнце возле дома. Он изучал все ту же старую американскую газету.

— Что ты такое нашел в этой допотопной газете? — спросил я.

— Она мне случайно попалась в одной из комнат. Должно быть, ее привез Арне, когда приезжал сюда весной. Она от 29 марта. Любопытный номер. Смотри сам.

Он протянул мне газету. С первого взгляда я не нашел в ней ничего интересного. Первая страница, как принято в американских газетах, пестрела жирными заголовками: МАССОВЫЕ УБИЙСТВА В ОКЛАХОМЕ; ФРАНКО ВЫХОДИТ К СРЕДИЗЕМНОМУ МОРЮ В ВИНАРОСЕ; ПРЕЗИДЕНТ КАРДЕНАС КОНФИСКУЕТ ВСЕ ИНОСТРАННЫЕ ИНВЕСТИЦИИ В НЕФТЯНОМ БИЗНЕСЕ МЕКСИКИ; НАЦИСТСКИЕ ГОЛОВОРЕЗЫ ТЕРРОРИЗИРУЮТ ВЕНУ…

— Ну и что, никаких сенсаций, — заметил я. — Март был скучный месяц.

— Открой четвертую страницу и прочитай внизу.

Я перелистнул страницы и наконец нашел. Это была довольно пространная заметка несомненно сенсационного содержания. Ее заголовок гласил:

КРУПНЫЙ НОРВЕЖСКИЙ БИЗНЕСМЕН ПОКУПАЕТ ДОМ С ПРИВИДЕНИЯМИ

Далее следовал краткий пересказ предания о капитане-капере, лестный отзыв о финансовом положении Крага-Андерсена в мире бизнеса и в нескольких словах сообщалось о его планах превратить «дом с привидениями» в летний отель международного класса.

— Вот чудеса! — вырвалось у меня. — Каким образом эта провинциальная норвежская новость могла попасть в большую американскую прессу?

— Такой новостью не побрезгует ни одна газета. Не забывай, что Арне действительно крупный предприниматель мирового масштаба. У него связи везде, в том числе и в прессе.

— Но какова цель этой публикации?

— Цель? Да ты просто забыл о его безудержном тщеславии. К тому же это может послужить началом рекламной кампании в связи с его будущим отелем. Одно мне интересно…

— Что именно?

— Да так, ничего. Пожалуй, я тоже прогуляюсь на почту. Мне тоже надо кое-куда позвонить.

— Пауль, давай прокатимся на лодке, — предложила Моника. Они с Эббой вернулись, как только ушел Танкред. — Мне хочется посмотреть шхеры.

— По-моему, погода портится, — возразил я. — Мне не нравятся эти черные клочья на горизонте.

— Подумаешь! Разве ты не любишь приближение бури? Давай возьмем старую лодку.

Я сидел на веслах. Моника свесилась через борт и погрузила пальцы в воду, на ней было белое платье, которое выгодно подчеркивало мягкие изгибы ее фигуры. Я восхищался ее темно-русыми волосами, переливавшимися на солнце, аккуратно вырезанными ноздрями, прихотливой формой уха. Фидий и Пракситель казались мне жалкими дилетантами. Даже самые прекрасные образы, воплощенные ими в мраморе, казались грубой поделкой по сравнению с живой женщиной.

— О чем ты мечтаешь? — спросил я.

Она подняла голову и улыбнулась.

— Я вспомнила историю, которую Оскар Уайльд рассказал Фритсу Таулову, когда тот посетил его во Франции. Рассказать? Один молодой поэт поселился в маленьком городке. Каждый день он совершал прогулки в полном одиночестве. Когда он возвращался, соседи по пансиону спрашивали его, что он видел. Поэт отвечал, что, проходя по мосту за городом, видел плавающих в реке тритонов и наяд. А в гуще леса — танцующих фавнов и эльфов. Каждый день он рассказывал подобные истории. И вот однажды, когда он шел через мост, он действительно увидел в реке тритонов и наяд, а в лесу — самых настоящих фавнов и эльфов. Когда он вернулся в пансион, гости, как всегда, окружили его и попросили рассказать, что он видел на этот раз. Однако поэт молчал. Гости повторили вопрос, и тогда он ответил: «Ничего!»

— Почему ты вдруг вспомнила эту историю? — спросил я через некоторое время.

— Я подумала, что Арне похож на этого поэта. Неисправимые фантазеры часто теряют дар слова, когда фантазия оказывается реальностью. Я уверена, что Арне видал что-то сегодня ночью и не на шутку испугался. Потому он и был за завтраком такой притихший.

— Ты тоже веришь, что в этом доме водится нечистая сила?

— Я уже не знаю, чему верить, только чувствую, что здесь вот-вот случится что-то ужасное. Когда я увидела утром лицо Арне, мне захотелось сразу же уехать домой. Не знаю, почему я осталась, может быть, из любопытства. В каждом человеке сидит сыщик. И во мне тоже. Давай забудем обо всем, пока можно… Боже, как тут хорошо!

Мы катались на лодке чуть меньше часа, потом начался дождь. За разговором мы не заметили, как небо заволокло тучами. Моника накинула на плечи красный плащ.

— Как видишь, мои пророчества сбылись, — сказал я. — А мы с тобой, между прочим, находимся чуть ли не в Атлантическом океане, который можно считать кладбищем моряков. Нам бы надо поискать убежище от дождя на каком-нибудь островке.

Я взял курс на сравнительно большой остров, который был к нам ближе всего. В бухте острова я разглядел маленький лодочный сарай. Я греб наперегонки с усиливающимся дождем. Через несколько минут мы уже привязали лодку к камню и побежали к сараю. Я промок насквозь и был прозрачный, как медуза. Мы сели на старые рыболовные сети и перевели дух.

Убежище мы отыскали не самое удачное, Сараем не пользовались, по-видимому, уже много лет, стены были изъедены плесенью, и дождь весело пробивался внутрь сквозь ветхую крышу. Воздух казался густым от запаха гнилых водорослей и рыбьих потрохов. И тем не менее это убежище было не лишено поэзии: пустынная местность, неистовство стихии, общество молодой и прекрасной женщины. Через грязное разбитое окно мы наблюдали этот всемирный потоп.

— Мы сидим здесь, как Иона в брюхе у кита, — сказал я и обнял Монику за плечи. — Только он был один, а нас двое. Существенная разница, правда?

Моника смотрела куда-то вдаль. Волосы у нее прилипли к щекам, влажная кожа подчеркивала высокие скулы. Она была похожа на дикарку, на первобытную женщину, которая смотрит на огонь, разведенный посреди пещеры. Вдруг она порывисто прижалась ко мне.

— Мне страшно, Пауль.

— Что с тобой?

— За последние дни столько всего случилось. Воздух здесь как будто отравлен. И особенно я боюсь за Арне. Он стал такой… неузнаваемый… Кажется, ему и в самом деле угрожает опасность.

Ее духи щекотали мне нос — к лицу как будто прижали букет фиалок. Меня обдало жаркой волной, и я с трудом сдержался, чтобы не выйти из образа доброго дядюшки. «Не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его…» Я отечески похлопал Монику по плечу.

— Не волнуйся. Все это просто глупый розыгрыш, подстроенный местными шутниками. И не бойся за Арне. Что могут два жалких старых привидения…

Я замолчал, заметив, что она меня не слушает, и повернул ее лицо за подбородок к себе.

— Моника, какие у вас сейчас отношения с Арне? Все по-прежнему?

Моника не поднимала глаз, лицо у нее застыло.

— Не знаю. Оставим это сейчас, Пауль. Помнишь, как мы с тобой развлекались в Осло? Мы тогда как будто снова стали детьми…

— Еще бы не помнить. Ведь это было всего неделю назад!

— Да, верно. Я чувствовала себя такой свободной! Точно я цветок или бабочка. До этого я всегда держалась так, словно я в броню закована. И сейчас меня снова сковало хуже прежнего. Ты меня понимаешь? Если бы только ты мог мне помочь, Пауль! Если бы ты вернул мне то ощущение легкости…